Мимо Катарины, на секунду заслонив виселицу, прошел пилигрим. Несмотря на солнечное утро, он был закутан в темный плащ по самую макушку. Поравнявшись с женщиной, пилигрим приподнял капюшон. Перед глазами Катарины мелькнула крепкая смуглая рука с перстнем на безымянном пальце. Перстень был выполнен в виде камеи — на темном фоне два серебристых уайверна, вставших на хвосты.

Прежде, чем кто-то успел что-либо сообразить, пилигрим поднялся по ступеням на деревянный помост и протянул судье грамоту, свернутую трубкой. Судья принял ее недовольно, а рассмотрев печать изменился в лице.

Пробежав первые строки, судья вскинул руку:

— Остановите казнь! Этот человек помилован именем короля!

Катарина взлетела на помост, как будто у нее самой выросли серебристые крылья. Ей уже не было дела ни до таинственного пилигрима, ни до горожан Тьерги, зашумевших, как море, ей не было дела ни до дона Тадео, ни до Лусии. Бросившись на шею мужу, она, до этого не пролившая ни слезинки, теперь рыдала так, что едва держалась на ногах. Палач развязал помилованного, и Хоэль тут же обнял Катрину.

— Зачем теперь плакать? — зашептал он ей. — Эй, прекрати! Иначе я тут сам расплачусь. Видать, его величество хватил припадок доброты. Не ожидал, но ужасно доволен.

— А как я довольна! — всхлипнула Катарина.

Судья, которому не привелось повесить Хоэля во второй раз, скривился, словно съел кислую сливу.

— Почему не прибыл королевский посланник? — спросил он у пилигрима, все еще рассматривая печать, будто надеясь, что она окажется подделкой.

— Я сам хотел выполнить эту миссию, — ответил пилигрим. Говорил он тихо, но голос и речь, да и сами манеры выдавали истинного аристократа. — В конце концов, дон Хоэль Доминго — мой племянник, я боялся опоздать

— Племянник?! — судья так и подпрыгнул.

Катарина и Хоэль оглянулись одновременно.

— Вы что-то попутали, добрый дон, — сказал Хоэль добродушно. — Дяди у меня отродясь не было.

— Боюсь, теперь вы им обзавелись, — сказал пилигрим и снял капюшон.

— Кошечка, — протянул Хоэль задумчиво, — мне кажется, или он и в самом деле очень смахивает на меня?

— Скорее, ты на него, — сказала Катарина. — Вы ведь герцог Барселуш, если я не ошибаюсь?

— Жозе де Барселуш к вашим услугам, — ответил мужчина. У него, действительно, были такие же темные и непокорные волосы, как у Хоэля, серые глаза, нос с горбинкой, прямые брови и чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть. Мужчина был гораздо старше Хоэля, но фигурой и статью не уступал и молодому человеку.

— Мой дядя — герцог? — переспросил Хоэль. — Вот так новость! А кто папаша? Наверняка, король? Вспомнил о грехах юности и решил меня спасти?

— Если честно, за вас было заплачено полновесным золотом, — сказал герцог Барселуш. — Но вы правы, король лично заинтересован в вашем спасении.

— Вот странно, — усомнился Хоэль. — В последний раз, когда я видел его величество, он не слишком благоволил ко мне.

— Не король Испании, — поправил его герцог. — А король Португалии.

— Португалии? — ошарашено переспросил Хоэль. — Откуда он узнал обо мне? И зачем я ему?

— А это уже другая история, — ответил герцог. — И рассказывать ее надо не здесь. Моя карета ждет на краю площади — он снял плащ и предложил его Хоэлю. — Прикройтесь.

— Ну что вы, — любезно отказался Хоэль, спрыгивая с помоста и помогая спуститься Катарине, — это наша семейная традиция — раз в полгода жена уводит меня с площади голого.

Барселуш хмыкнул, но больше не настаивал.

Толпа расступилась, давая дорогу, и было понятно, что скандальная жизнь в Тьерге еще не закончена.

Этим же вечером, собравшись в гостиной Каса-Пелирохо, Катарина и Хоэль узнали историю рода герцогов Барселушей, ведущих род от незаконного отпрыска короля Португалии.

— Мы всегда находились рядом с королем, — рассказывал герцог Барселуш, поигрывая перстнем с фамильным гербом. — Нам поручалось выполнять самые опасные и деликатные миссии. К сожалению, наш род вымирает. Почему-то уайвернов рождается все меньше. Каждый из них — на особом счету. Но как отследить незаконнорожденных? Мать Хоэля была нерядовой женщиной, если ей столько времени удавалось скрывать сущность сына.

— И я ей очень благодарна, — сказала Катарина. — Никогда ее не видела, но уверена, что она — самая благородная женщина, каких только рождала земля.

Хоэль посмотрел на нее с признательностью, и она ответила ему не менее пылким взглядом.

— Все просто замечательно, — Хоэль опять повернулся к герцогу, — но как вы про меня узнали?

— Пришло письмо, где одна дама интересовалась, почему на гербе Барселушей изображен уайверн, и намекала, что видела подобное существо.

— Дама?!

— Это я написала, — призналась Катарина. — Я не хотела выдавать твою тайну, просто подумала, что кто-то из них может быть твоим отцом. Ты ведь хотел узнать, кем был твой отец

— Хотел, — ответил Хоэль ледяным тоном. — Чтобы свернуть ему шею.

— Увы, мой брат погиб в Испании десять лет назад, — сказал герцог Барселуш. — Так что вам придется смирить гнев. Если только вы не хотите отомстить мне за грехи моего брата.

— Вам? Свихнулся я, что ли? — Хоэль посмотрел на жену, и взгляд его потеплел. — Я не настолько гордец, чтобы не понимать, чем вам обязан. Я ведь только начал жить. Признаться, очень не хотелось сдохнуть на виселице именно сейчас.

— Тогда самое время решить, что с вами будет дальше, — сказал Барселуш. — Мы не можем позволить вам растрачивать таланты в Тьерге. Как вы смотрите на то, чтобы переехать в Португалию? — он взглянул на Хоэля испытующе. — Вернуть вам отнятые привилегии я не смогу, но обещаю покровительство своего короля. Замок, титул, деньги Ваша тайна будет надежно охраняться, как и тайна ваших детей, — он перевел взгляд на Катарину, и та счастливо покраснела.

— Но, разумеется, не просто так? — Хоэль не спешил радоваться заманчивому предложению. — Что вы потребуете взамен?

— А что можно потребовать от боевого генерала? Верной службы королю. К тому же, у вас есть опыт спасения королей.

— Телохранитель? — спросил Хоэль настороженно.

— Скажем, участие в неком ордене, о котором никто не знает, но который знает обо всем.

— А если я откажусь?

— Убивать вас точно никто не станет, — усмехнулся герцог Барселуш. — Было бы странно пытаться убить уайверна.

Хоэль нахмурился и довольно долго молчал.

— Мне надо посоветоваться с женой, — сказал он, наконец, и спросил у Катарины. — Что ты об этом думаешь?

— Я всего лишь жена и обязана следовать за мужем, — ответила она. — Хочешь ли ты сам такой жизни? — но она уже видела, как загорелись его глаза.

— Признаться, немного затосковал здесь, — сказал Хоэль виновато. — А Гарсиласо вполне может переехать из Тьерги в Лиссабон — готов поклясться, там его полюбят не меньше, чем здесь.

— Дону Гарсиласо придется на время замолчать, — ответила Катарина, засмеявшись, потому что герцог с интересом, но совершенно не понимая, слушал их беседу. — У него будет много других, более важных дел.

— Значит, решено, — герцог пристукнул ладонью по столешнице. — Только я вас не тороплю. Ведь ваш медовый месяц не окончился, мы не настолько жестоки, чтобы мешать влюбленным сердцам. Да и король заинтересован, чтобы кровь Барселушей не пресеклась. Вы будете призваны на службу лишь когда обзаведетесь двумя отпрысками. И постарайтесь сделать это побыстрее.

— Один — наследник, второй — запасной? — с недовольством спросила Катарина, задетая таким меркантильным подходом к божественному делу.

Герцог Барселуш ответил ей вежливой улыбкой и сказал, будто прочитал мысли:

— Но ведь сам Господь сказал, чтобы мы плодились и размножались. Значит, это богоугодное дело.

Катарина не нашлась с ответом.

Он уехал на следующий же день, предварительно вручив Хоэлю охранительные грамоты и перстень Барселушей.

— Смотри-ка, — поддразнила мужа Катарина, рассматривая перстень с гербом — две виверны, вставшие на хвосты, — а ты, оказывается, благородных кровей? И как теперь с тобой жить? Эй, добрые доны! — закричала она на манер уличных мальчишек, продающих вафли. — Верните мне моего конюха!